12 декабря (29 ноября) 1916 года
1-го ноября. — Господа члены Государственной Думы. С тяжелым чувством я вхожу сегодня на эту трибуну. Вы помните те обстоятельства, при которых Дума собиралась больше года назад – 19-го июля 1915 года: Дума была под впечатлением наших военных неудач. Она нашла причину этих неудач в недостатке военных припасов и указала причину недостатков в поведении военного министра Сухомлинова.
Вы помните, что страна в тот момент под впечатлением грозной опасности, ставшей для всех очевидной, требовала объединения народных сил и создания министерства из лиц, к которым страна могла бы относиться с доверием. И вы помните, что тогда с этой кафедры даже министр Горемыкин признал «что ход войны требует огромного, чрезвычайного подъема духа и сил». Вы помните, что власть пошла тогда на уступки. Ненавистные обществу министры были тогда удалены.
До созыва Думы был удален Сухомлинов, которого страна считала изменником. (Голоса слева: «Он и есть!»). И в ответ на требования народных представителей в заседании 28-го июля Поливанов объявил нам, при общих рукоплесканиях, — как вы помните, — что создана следственная комиссия и положено начало отдаче под суд бывшего военного министра. И, господа, общественный подъем тогда не прошел даром.
Наша армия получила то, что ей было нужно, и во второй год войны страна перешла с тем же подъемом, как и в первый.
Какая, господа, разница, теперь, на 27-м месяце войны, разница, которую особенно замечаю я, проведший несколько месяцев этого времени за границей. Мы теперь перед новыми трудностями, и трудности эти не менее сложны и серьезны, не менее глубоки, чем те, перед которыми мы стояли весной прошлого года. Правительству понадобились героические средства для того, чтобы бороться с общим расстройством народного хозяйства. Мы сами — те же, что прежде. Мы — те же на 27-м месяце войны, какими были на 10-м и какими были на первом. Мы по-прежнему стремимся к полной победе, по-прежнему готовы нести все необходимые жертвы и по-прежнему хотим поддерживать национальное единение. Но я скажу открыто: есть разница в положении.
Мы потеряли веру в то, что эта власть может нас привести к победе (Голоса: «Верно!») ибо по отношению к этой власти ни попытки исправления, ни попытки улучшения, которые мы тут предпринимали, не оказались удачными.
Все союзные государства призвали в ряды власти самых лучших людей из всех партий. Они собрали кругом глав своих правительств все то доверие, все те элементы организаций, которые были налицо в их странах, более организованных, чем наша. Что сделало наше правительство? Наша декларация это сказала. С тех пор, как выявилось в 4-й Думе то большинство, которого ей раньше не доставало, — большинство, готовое дать доверие кабинету, достойному этого доверия, — с тех самых пор все почти члены кабинета, которые сколько-нибудь могли рассчитывать на доверие, — все они один за другим систематически должны были покинуть кабинет. И если прежде мы говорили, что у нашей власти нет ни познаний, ни талантов, необходимых для настоящего момента, то, господа, теперь эта власть опустилась ниже того уровня, на котором она стояла в нормальное время нашей русской жизни (Голоса слева: «Верно! Правильно!») и пропасть между нами и ею расширилась и стала непроходимой. (Голоса слева: «Верно!»). Господа, тогда, год тому назад, был отдан под следствие Сухомлинов. (цензурный пропуск) 1)
Тогда ненавистные министры были удалены до открытия сессии. Теперь число их увеличилось новыми членами. (Голоса слева: «Верно!». Голоса справа: «Протопопов?»). Не обращаясь к уму и знаниям власти, мы обращались тогда к ее патриотизму и к ее добросовестности. Можем ли мы это сделать теперь? (Голоса слева: «Конечно нет!»).
Во французской желтой книге были опубликованы германские документы, в которых преподавались правила, как дезорганизовать неприятельские страны, как создать в них брожение и беспорядки. Господа. Если бы наше правительство хотело намеренно поставить перед собой ту самую задачу, или если бы германцы захотели тратить на это свои собственные средства, — средства влияния или средства подкупа, — то ничего лучшего они не могли бы сделать, как поступить так, как поступало русское правительство. (Слева голоса: «Правильно!»).
Родичев. — К сожалению, это так
Милюков. — И вы, господа, имеете теперь последствия. Еще 13-го июля 1916 года с этой кафедры я предупреждал, что ядовитое семя подозрения уже дает обильные плоды, что из края в край земли русской расползаются темные слухи о предательстве и измене. Я цитирую свои тогдашние слова. Я указывал тогда, — привожу опять свои слова, — что «слухи эти забираются высоко и никого не щадят». Увы! Господа, это предупреждение, как и все другое, не было принято во внимание. В результате, в заявлении 28-ми председателей губернских управ, собравшихся в Москве 29-го октября этого года, вы имеете следующие указания: «мучительное, страшное подозрение, зловещие слухи о предательстве и измене, о темных силах, борющихся в пользу Германии и стремящихся путем разрушения народного единства и сеяния розни подготовить почву для позорного мира, перешли ныне в ясное сознание, что вражеская рука тайно влияет на направление хода наших государственных дел. Естественно, что на этой почве возникают слухи о признании в правительственных кругах бесцельности дальнейшей борьбы, своевременности окончания войны и необходимости заключения сепаратного мира». Господа. Я не хотел бы итти навстречу излишней, быть может, болезненной подозрительности, с которой реагирует на все происходящее взволнованное чувство русского патриота. Но как вы будете опровергать возможность подобной подозрительности, когда кучка темных лиц руководит в личных и низменных интересах важнейшими государственными делами?
(Рукоплескания слева. Возгласы: «Верно!»).
У меня в руках номер «Berliner Tageblatt” от 16-го сентября 1916 года. В нем статья под заглавием: «Мануйлов, (цензурный пропуск) 2) Штюрмер». Сведения этой статьи отчасти запоздали, отчасти эти сведения неверны.
Так, немецкий автор имеет наивность думать, что Штюрмер арестовал Манасевича-Мануйлова, своего личного секретаря. Господа. Вы все знаете, что это не так и что люди, арестовавшие Манасевича-Мануйлова и не спросившие Штюрмера, были удалены за это из кабинета. Нет, господа, Манасевич-Мануйлов слишком много знает, чтобы можно было его арестовать. Штюрмер не арестовал Манасевича. Штюрмер освободил Манасевича. (Бурные аплодисменты слева. Голоса «Верно!»).
Родичев. — К несчастью, правда!
Милюков. — Вы можете спросить, кто такой Манасевич-Мануйлов, почему он нам интересен. Я вам скажу, господа. Манасевич-Мануйлов, это — бывший чиновник тайной полиции в Париже, известная «Маска» «Нового Времени», сообщавший этой газете пикантные подробности из жизни революционного подполья. Но что для нас интереснее, он также и исполнитель особых секретных поручений. Из этих поручений одно может вас заинтересовать сейчас. Несколько лет назад Манасевич-Мануйлов попробовал-было исполнить поручение германского посла Пурталеса, назначившего крупную сумму, — говорят около 800 000 рублей, — на подкуп «Нового Времени». Я очень рад сказать, что сотрудник «Нового Времени» вышвырнул Манасевича-Мануйлова из своей квартиры. Пурталесу стоило немало труда затушевать эту неприятную историю, но вот, господа, на какого рода поручения употребляли не так давно личного секретаря министра иностранных дел Штюрмера! (Продолжительный шум слева. Голоса: «Позор!»).
Председательствующий. — Покорнейше прошу прекратить шум. Милюков. — Почему этот господин был арестован, — это давно известно, и я не скажу ничего нового, если я вам повторю, то, что вы знаете: он был арестован за то, что взял взятку. А почему он был отпущен, — это, господа, тоже не секрет: он заявил следователю, что поделился взяткой (цензурный пропуск) 3)
Родичев. — Это все знают. (Шум. Голоса: «Дайте слушать! Тише!»).
Председательствующий. — Прошу господ членов Государственной Думы соблюдать спокойствие.
Милюков. – Мануйлов, (цензурный пропуск) 4) Штюрмер. В статье называют еще два имени: кн. Андроникова и митрополита Питирима, как участника назначения Штюрмера вместе (цензурный пропуск) 5) (Шум слева).
Источник: http://starosti.ru/article.php?id=52731
Глупость пуще измены
Когда со все большею настойчивостью Дума напоминает, что надо организовать тыл для успешной борьбы, а власть продолжает твердить, что организовать — значит организовать революцию, и сознательно предпочитает хаос и дезорганизацию — что это, глупость или измена?..
Когда на почве общего недовольства и раздражения власть намеренно занимается вызыванием народных вспышек когда намеренно вызываются волнения и беспорядки путем провокации и при том знают, что это может служить мотивом для прекращения войны, — что это делается, сознательно или бессознательно?» — вопрошал Милюков*.
Обвиняя верхушку тогдашней российской власти в политических и военных провалах, он подробно перечислил факты и имена, будоражившие общественное мнение. Риторическое обращение к залу, которым Милюков завершал несколько раз свои утверждения: «Что это, глупость или измена?» — стало крылатым.
Факты и домыслы
Для оппозиционного либерального политика это был звездный час истории, поскольку как правительственный деятель Милюков после Февральской революции совершенно не преуспел: он был вынужден уйти из состава Временного правительства, всего лишь два месяца пробыв министром иностранных дел. Спустя еще полгода рухнула та власть, с которой Милюков связывал осуществление революционных чаяний. Более того, он все сильнее терял влияние в собственной партии, строительству которой посвятил всю свою жизнь.
Речь была запрещена, а газеты, которые должны были ее опубликовать, вышли с пустыми листами. Но самиздат уже работал вовсю, и вскоре выступление Милюкова знали в каждой образованной семье России
Да и был ли тот самый «звездный час» в ноябре 1916 года? Вряд ли мы точно узнаем, прав был Павел Николаевич Милюков или нет, когда впоследствии, в Гражданскую войну и особенно в эмиграции, уверял, будто совершенно не ожидал такого общественного эффекта от своей речи. Поскольку большинство белой эмиграции сочло Февральскую революцию роковой ошибкой, первой в цепи поразивших Россию беззаконий, Милюкову было, конечно, сподручнее оправдываться. Но не кривил ли он душой?
Как Милюков, так и его либеральные, и даже многие консервативные коллеги были еще раньше встревожены тем, что война, ведомая правительством Николая II, неизбежно приведет Россию к революции.
Разнообразным пугающим слухам придавалось преувеличенное значение. Теперь-то мы практически уверены, что отсутствие решающих военных побед объяснялось чисто объективными причинами инфраструктурной отсталости России.
И что даже в таких условиях Россия вполне могла рассчитывать на победу вместе с западными союзниками.
Но ждали не тяжелой войны с сильнейшим государством Европы, а легкой победоносной прогулки до Берлина и Вены. Когда этого не получилось, стали, конечно, искать виноватых. А там и до верховной власти было добраться недолго.
Получается, что имперский русский патриотизм и либералы сокрушили самодержавие совместными усилиями.
Факты речи Милюкова, прозвучавшей с трибуны Государственной думы, широко известны. Он старался убедить большинство депутатов в наличии неких темных сил, овладевших династией и ведущих страну к сепаратному миру. Хотя находились депутаты, возмущавшиеся такой постановкой вопроса, подавляющее большинство хором отвечало: «Измена!»
Это и создало эффект сильной речи, которая поэтому и была запрещена, а газеты, которые должны были ее опубликовать, вышли с пустыми листами. Но самиздат уже работал вовсю, и вскоре выступление Милюкова знали в каждой образованной семье России. И, конечно, верили ему, а не пожелавшему отмолчаться правительству. Верил и дипломатический корпус союзников.
ЗАГОВОРЩИКИ
Царь решил не придавать большого значения демаршу Милюкова. Он не стал накалять обстановку, а даже уволил в отставку первого министра Штюрмера — особенного нелюбимца Думы, чуть ли не главу «темных сил». Но мира в отношениях между ветвями власти это не прибавило. Даже взятый из среды самой Думы министр внутренних дел Протопопов подвергался постоянным нападкам как «предатель» и «ставленник распутинской клики».
Характерно, что в борьбе с «распутинским влиянием» зачинщиками всегда выступали черносотенцы. Они же и поставили роковую точку, убив Распутина в ночь на 30 декабря 1916 года. Заговорщиков возглавлял лидер крайних правых в Думе Пуришкевич.
Убийство всем известного царского любимца, оставшееся безнаказанным, ужаснуло народ: раз можно убить царского фаворита, значит, можно добраться и до самого царя.
Поэтому можно сказать, что в обострении революционной ситуации убийство Распутина сыграло более заметную роль, чем речь Милюкова, хотя она, возможно, в некоторой степени подтолкнула самих убийц, которые думали, что спасают монархию.
Две думы
Что можно сказать сейчас, по прошествии ста лет? Да, Россия вела войну и управлялась в войну хуже большинства великих держав. Не обнаружено никаких достоверных свидетельств о том, что Николай II или кто-то из его окружения готовили сепаратный мир.
Ни либералы, ни правые не причастны к организации тех народных выступлений в Петрограде в феврале 1917 года, сокрушивших монархию (хотя бы уже потому, что от народа их отделяла зияющая социальная пропасть).
Мнение о том, что думские выступления оказывали решающее влияние на народные настроения, доказать в принципе невозможно.
Сейчас любят проводить какие-то параллели между нынешней ситуацией и предреволюционным временем. Смело скажу, что таких параллелей не вижу ни одной. Россия не ведет мировую войну в составе международной коалиции. У современной России вообще нет больших союзников, как и больших врагов. Следовательно, никакая внешняя сила не заинтересована в ее поражении.
Далее, Государственные думы, разделенные столетием, сходятся только по названию. Государственная дума начала ХХ века представляла то, что принято называть гражданским обществом.
Многие депутаты избирались независимо от власти, вопреки ей и в конце концов составили ей мощную оппозицию. У них были свои источники дохода, связанные с частным бизнесом, а не с разворовыванием государственных ресурсов.
Ничего похожего нет сейчас в помине. Нынешние депутаты Думы — часть чиновного аппарата государства.
Наконец, третий фактор. Степень развала государственности сейчас, по-видимому, превосходит ту, что имела место сто лет назад. Особенно ощутим развал правовой системы. Революцией меж тем и не пахнет. Российское государство может не бояться чудить дальше. Оно, как неуловимый Джо, просто никому не нужно за собственными пределами. Внутри них, кроме тех, кто имеет власть, по-видимому, тоже.
Из речи П.Н. Милюкова:
« Мы потеряли веру в то, что эта власть может нас привести к победе.
С тех пор, как выявилось в Четвертой Государственной думе то большинство, которого ей раньше не доставало, большинство, готовое дать доверие кабинету, достойному этого доверия, с этих самых пор все почти члены кабинета, которые сколько-нибудь могли рассчитывать на доверие, все они один за другим систематически должны были покинуть кабинет.
И если мы говорили, что у нашей власти нет ни знаний, ни талантов, необходимых для настоящей минуты, то, господа, теперь эта власть опустилась ниже того уровня, на каком она стояла в нормальное время нашей русской жизни, и пропасть между нами и ею расширилась и стала непроходимою.
Господа, тогда, год тому назад, был отдан под следствие Сухомлинов**, теперь он освобожден. Тогда ненавистные министры были удалены до открытия сессии, теперь число их увеличилось новым членом. Не обращаясь к уму и знаниям власти, мы обращались тогда к ее патриотизму и к ее добросовестности. Можем ли мы это сделать теперь?
Во французской желтой книге был опубликован германский документ, в котором преподавались правила, как дезорганизовать неприятельскую страну, как создать в ней брожение и беспорядки.
Господа, если бы наше правительство хотело намеренно поставить перед собой эту задачу, или если бы германцы захотели употребить на это свои средства, средства влияния или средства подкупа, то ничего лучшего они не могли сделать, как поступать так, как поступало русское правительство. И вы, господа, имеете теперь последствия.
Еще 13 июня 1916 года с этой кафедры я предупреждал, что «ядовитое семя подозрения уже дает обильные плоды», что «из края в край земли русской расползаются темные слухи о предательстве и измене». Я цитирую свои тогдашние слова. Я указывал тогда, — привожу опять мои слова, — что «слухи эти забираются высоко и никого не щадят». Увы, господа, это предупреждение, как все другие, не было принято во внимание.
В результате, в заявлении 28-ми председателей губернских управ, собравшихся в Москве 29 октября этого года, вы имеете следующие указания: «мучительное, страшное подозрение, зловещие слухи о предательстве и измене, о темных силах, борющихся в пользу Германии и стремящихся путем разрушения народного единства и сеяния розни подготовить почву для позорного мира, перешли ныне в ясное сознание, что вражеская рука тайно влияет на направление хода наших государственных дел».
Господа, я не хотел бы идти навстречу излишней, быть может, болезненной подозрительности, с которой реагирует на все происходящее взволнованное чувство русского патриота. Но как вы будете опровергать возможность подобных подозрений, когда кучка темных личностей руководит в личных и низменных интересах важнейшими государственными делами?»
(Цит. по: «Документы ХХ века», http://doc20vek.ru/node/1428)
Из «Воспоминаний»:
«Я сознавал тот риск, которому подвергался, но считал необходимым с ним не считаться, ибо, действительно, наступал «решительный час».
Я говорил о слухах об «измене», неудержимо распространяющихся в стране, о действиях правительства, возбуждающих общественное негодование, причем в каждом случае предоставлял слушателям решить, «глупость» это «или измена».
Аудитория решительно поддержала своим одобрением второе толкование — даже там, где сам я не был в нем вполне уверен. Эти места моей речи особенно запомнились и широко распространились не только в русской, но и в иностранной печати».
(П.Н. Милюков, «Воспоминания», Нью-Йорк, 1955)
* Милюков Павел Николаевич (1859–1943) — политический деятель, историк, публицист. Лидер Конституционно-демократической партии. После Февральской революции — министр иностранных дел Временного правительства. Эмигрировал из России в ноябре 1918 года. Умер и похоронен во Франции.
** Сухомлинов Владимир Александрович (1848–1926) — генерал, в 1909–1915 годах — военный министр.
Источник: https://newtimes.ru/articles/detail/116808/
